Цикличность истории – аксиома, в верности которой можно убедиться даже за короткий промежуток человеческой жизни. И если бы не подчеркнутая вежливость фраз, такие редкие сейчас «госпожа» и «принять», то диалог вполне можно было бы выдать за разговор современников. У каждого времени свои приметы. Чуткое ухо привычно среагирует на слово «террористы». И обманется. Террор – отнюдь не изобретение нашего века. Столетие назад, первое предоктябрьское десятилетие – бомбы, выстрелы, взрывы… А было ли, собственно, столетие?

«…проклятое, безумное время» – определение Максима Горького. Думаю, и сейчас он бы подписался под этими словами. Поэтому не суть важно, как обращаются друг к другу герои, во что они одеты и какой год на календаре. «Последние» XX века в веке XXI не станут первыми.

Театр все более обретает функции зеркала: терроризм на телеэкранах, «Терроризм» братьев Пресняковых на МХАТовских афишах, – зеркала, в которое страшно заглядывать. Потому что отражение со временем не становится лучше. Горький сегодня звучит. Остро, как ни звучал, наверное, в свое время. Злободневное безумие становится еще очевидней на фоне безумия векового.

Начало ХХ века. 1905 год уже пройден. Но в спектакле эта «большая» история остается за сценой – остается нарастающим рокотом и тревожной, давящей музыкой. Исторические коллизии ограничиваются конфликтом одной семьи.

Семья Коломийцевых: Иван, его жена Софья и дети Александр, Надежда, Любовь, Вера, Петр. Еще заметны отблески знатного рода: в разговорах часто вспоминаются былые кутежи, утраченная роскошь. Однако положение, в котором автор их выводит на сцену, определяется однозначно – это еще одно горьковское «дно».

Иван Коломийцев, полицмейстер, истязает в тюрьме юных революционеров («Ты убивал мальчиков. Одному из убитых было семнадцать лет. А девушка, которую вы застрелили во время обыска! Ты весь в крови, и всё это кровь детей, кровь юности, да!»). Не остановившись даже после совершенного на него покушения, он трусливо обвиняет невиновного юношу Соколова. Скандал разгорается, и Коломийцеву предлагают подать в отставку. Без власти, без поста, с одним лишь страхом в душе и неудовлетворенными амбициями – именно таким он появляется перед зрителем.

«Отец» – первоначальное название пьесы. В главной роли актер Вячеслав Никитин. Его Коломийцев мягкотел, раздражен и напуган, он напыщен и циничен. Его жесты – наиграны, слова – пафосны. В нем ничего не напоминает того палача, как о нем отзываются. Да и сам он искренне убежден в своей невиновности («Послушай, Соня, разве я злой человек?»). Всем своим поступкам он находит оправдание, считая себя мучеником. Он – обычен. И от этого становится страшно: ведь именно этот обычный человек без тени сомнения приговаривал к смерти невинные души!

Иван – ключевая фигура, его падение вызывает окончательный распад семейства, словно катализатор ускоряя духовное разложение. Пятеро детей – и кризис идет, словно по возрастающей. Самая младшая, самая «последняя» из Коломийцевых Вера (Марина Мясникова) за время пьесы переживает самое большое разочарование: от наивной убежденности в героизм своего отца до полного безверья. Ее «продают» замуж. Найдя своего «героя» Якорева (Игорь Карпиевич), она убегает из дома. И, проведя с ним ночь, возвращается домой «маленькой старушкой». Он точно также готов продать ее, выторговывая лишнюю тысячу в приданое. «Разве нет честных мужчин, мама? ...сердце у меня задохнулось... Это на всю жизнь, мама! Ведь сердце умирает сразу, с первого удара!»

Опустошенный, потерянный Петр (Максим Ларин): «я... как пустой чемодан. Меня по ошибке взяли в дорогу, забыв наполнить необходимыми для путешествия вещами...»

Наконец, самая трагическая фигура – Любовь (Наталья Моргуненко). Горбатая девушка (в детстве ее уронил пьяный отец), и злость – единственный способ ее существования в мире.

«…чувственное животное без ума и сердца», – говорит Софья о своей дочери Надежде (Надежда Кроткова). Искажение понятий у Горького обретает поистине гипертрофированные размеры. Когда у Ивана обнаруживается внебрачный ребенок, и его мать решает подать иск, Коломийцев называет ее «бесчестной», забывая о собственной дворянской «чести», запятнанной кровью. Так же легко переступает через свою врачебную клятву муж Надежды Лещ (нар. арт. России Борис Аржанов). Красота Надежды, которая могла бы «спасать мир», оказывается оружием разрушения. «Тебе не скучно жить, Надя?» – спрашивает ее сестра, на что Надежда в ответ усмехается: «Н-но! С таким красивым телом, как мое? Скучают только ненормальные люди». Однако она не легкомысленная и не беспечная красавица: она вся – один холодный расчет. «Не трудись напрасно, меня не уколешь...» – бросает Надежда в разговоре. Верно: уколоть можно лишь живое существо. До человека, начисто лишенного душевных переживаний, не доходят даже язвительные уколы.

Сын Александр (Максим Дмитроченков) – копия отца. Если в начале действия его грубость еще выглядит напускной, то к концу исчезают последние остатки стыда. Для него люди – лишь ступеньки, по которым он будет подниматься вверх, с легкостью перешагивая даже через родных и близких. Ведь там, впереди, желанная цель – деньги: «Нет, вы бросьте эти facons de parler... (церемонии, – В.Н.) Мне нужны деньги, а всё остальное, pardon, комедия!»

Если привычно делить героев на «плохих» и «хороших», то в этой пьесе граница вряд ли будет четкой. И тех, и других объединяет одно – безволие, бесхарактерность. Добро здесь несозидательно. Оно позволяет собой командовать. Брат Ивана – Яков (нар. арт. Сергей Леонтьев), за чей счет и живет семья Коломийцевых, – мягкий душевный человек. Но все его положительные качества капитулируют перед злом. Он болен, устал и все, о чем мечтает – покой. Он не договаривает, спасается в паузах, и, сталкиваясь с проблемами, предпочитает откупаться деньгами.

Также бессильна и Софья (Татьяна Петрова). Когда-то из двух братьев она предпочла Ивана, и, не сумев оградить детей от влияния отца, погубила этим выбором себя и своих детей. Теперь: покаянные монологи – это все, на что она способна. На сцене Софья сдержанна, роль наполнена внутренним движением. Об этом догадываешься по игре интонаций, срывающемуся голосу. Она искупает вину перед детьми своими муками: ведь в итоге ее ждет одиночество.

Как противопоставление ей – гордая, уверенная г-жа Соколова (Ирина Лавринова), мать юноши, ложно обвиненного Коломийцевым. Ее образ – упрек Софье, идеал, которого она никогда не достигнет. «Какая она величественная, а? Вот мать, да! – восхищается Петр. – Точно из другого мира».

Да, честь, порядочность, уважение, понимание – эти понятия из другого мира для этой семьи. Впрочем, а есть ли семья? На сцене – пустые рамки фотографий, пустой оклад иконы. Пустота. Холод. Разобщенность.

Художник спектакля, известный столичный театральный мастер Владимир Туркин, сталкивает на сцене семейное и историческое. Композиция не перегружена предметами: двери, стол, несколько стульев, кое-что из домашнего быта… Но ощущение трагизма, обреченности даже в этих простых вещах. Будто двери только и существуют для того, чтобы открыться и впустить смерть…

Умирает Яков. Рушится последний столп, державший семью. Стервятники расправляют крылья. Иван, пытаясь еще играть роль отца, судорожно цепляется за слово «дети». Но слова уходят в пустоту, утыкаются в спины. История вынесла свой приговор.

Вера НОВИКОВА